[reborn-ton]

Автор:  Kaita-chan
Бета: ~tayo~
Тема №:3.сердце
Пейринг (действующие лица): Гокудера, Ури, фоном упоминаются Бьянка, Шамал, Цуна, Ламбо и Ям-чан .
Жанр: немножко лирический джен.
Рейтинг: ПГ (исключительно за гокудеркин мат)
Предупреждение: 969 слов
Дисклеймер: все не мое, кроме слов и их сочетаний.


Боженька, тоскливо думал Хаято, безучастно взирая на царящий в комнате бардак, почему ко мне вечно липнут дети, звери и всякие придурки..?Бардак был знатный – все вещи валялись на полу вперемешку с мусором, фантиками от конфет, рыбьими косточками и клочками бумаги; стулья перевернуты; книги раскиданы по всему столу; на стене были накаляканы чья-то рожица с хвостиком и нечитаемая закорючка. Завершала это все живописная куча на кровати, которая, при ближайшем рассмотрении, оказалась состоящей из Ямамото в растянутой гокудериной футболке, лежащем на нем Ламбо с леденцом во рту и Ури, пристроившейся в ногах аккуратным клубочком. Естественно, все трое мирно спали. Естественно, бардак и хаос были их работой, специальностью, особым умением, тайным знанием, - как бы там оно не называлось. Гокудера закурил, покосился на Ури, мстительно стряхнул пепел прямо на кудрявую макушку Ламбо и, несильно стукнув Ямамото в бок, пошел на кухню. Сами пусть убирают, засранцы.
---

Всю свою сознательную жизнь Гокудера думал, что навсегда запер свое сердце ото всех. Пусть там и было место для его сестры и даже для доктора Шамала – это ничего для него не значило, вернее, он никогда не думал, что их может там не быть. Все-таки и Бьянка и Шамал были единственными людьми, кого он считал (пусть и со скрипом) своей семьей. И больше никого он туда пускать не собирался.
Гокудера был абсолютно уверен в этом до тех пор, пока не приехал в среднюю школу Намимори, чтобы поставить на место будущего Десятого босса Вонголы, нытика и неудачника. С этого момента в жизни Гокудеры начали происходить удивительные вещи.
Во-первых, нытик и неудачник за какую-то пару дней сумел доказать ему, что является самым что ни на есть правильным боссом и высшее счастье для Гокудеры – быть его незаменимым помощником. Пусть в этом Гокудера убедил себя сам, суть не менялась – отныне за Саваду он был готов в огонь, в воду и даже в морду с особым удовольствием.
Во-вторых, оказалось, что Гокудера умеет ладить с детьми. Точнее, это все так говорили – «ладить», сваливая на него Ламбо со всеми вытекающими (а также вываливающимися из густой шевелюры и взрывающимися время от времени) последствиями. Гокудера упорно отрицал, что привязался к этому ходячему недоразумению, но ему никто не верил и, в конце концов, он сам перестал себе верить.
В-третьих, он каким-то образом подружился с Ямамото. Нет, в их компании, конечно, были и другие ребята, да и вообще народу вокруг ошивалось достаточно, но с Ямамото их связывало нечто, чему Гокудера пока никак не мог подобрать названия. Вроде бы и бесил тот его, и врезать по вечно смеющейся морде хотелось чаще чем кому-либо другому, но в то же время сердце замирало, когда Ямамото грозила опасность, а мысли несколько путались, когда они слишком долго оставались наедине. Все это было явно неспроста, причем Ямамото непостижимым образом всегда оказывался рядом с Гокудерой, где бы они не находились. То, что все они оказались в будущем, что в этом будущем творился полный беспредел и что никто не знал, как вернуться обратно, Ямамото совершенно не мешало. Неизвестно, чем бы все в итоге закончилось, если бы Хаято не применил завидные упорство и настойчивость в нужном направлении – вместо того, чтобы пресекать поползновения Ямамото, нервно выкуривать по пачке в день и гадать, когда и чем все закончится, он поставил себе целью изучить как можно быстрее злосчастные коробочки. По словам сестры, в этом времени он отлично с ними управлялся, что в свете постоянных неудач неимоверно злило.
Первое нехорошее предчувствие кольнуло в сердце в тот момент, когда из одной коробочки появился, фыркая и выпуская когти, котенок непривычного окраса. Предчувствие не обмануло, понял Гокудера, сидя вечером в ванной и замазывая йодом царапины на лице и руках. Второе настигло во время знакомства Ури – как он назвал эту своенравную кошку – с остальными членами команды. Ури вполне миролюбиво мурлыкала и позволяла себя гладить, кормить и даже тискать. Всем, кроме непосредственного хозяина. Да что ж такое, блин, думал Гокудера, мрачно разглядывая себя в зеркало, - царапины множились и образовывали замысловатые узоры. Третье предчувствие уже вовсю кричало ему, что относительно спокойная и понятная (за некоторыми исключениями) жизнь закончилась с момента появления Ури. Особенно четко Гокудера осознал это, когда кошка отказалась тренироваться с ним, игнорируя все команды кроме одной. На фразу «Мать твою, скотина, делай, блять, хоть что-нибудь!» Ури неторопливо подходила к хозяину и со всей силы била лапой по доступным частям тела. Гокудера орал матом, Ури делала что хотела, царапины множились… Иногда кошка изображала сочувствие и вроде бы слушалась его, но потом, словно в насмешку, своевольничала с удвоенной силой. В общем, первый раз в жизни предчувствия Гокудеру не обманули.
Все это продолжалось, то более менее приходя в норму, то начинаясь по новой, до исторического (для Гокудеры) сражения с Гаммой в недрах базы Мильфиоре. Больший шок он испытывал в жизни только дважды – когда узнал, что никакого Санта-Клауса не существует, и когда Ямамото заявил, что был бы не против узнать его поближе (намного поближе, как выяснил потом Хаято, но об этом в другой раз).
В момент, когда Гокудера понял, что все уже кончено и жизнь его сейчас бесславно завершится в стане врага, что он больше никогда не увидит Десятого, не врежет Ямамото по наглой морде и не выкурит ни одной сигареты, Ури, набравшись сил, предъявила на жизнь хозяина свои права. Сердце екнуло, замерло на миг и застучало в два раза быстрее, когда над ним, широко расставив мощные лапы и ощерившись Гамме в лицо, низко заурчало самое сильное, самое прекрасное и самое невыносимое животное в мире. В отношениях Ури и Гокудеры наступал новый период...
---
…который, честно говоря, не особо то и отличался от того, что было ранее. Просто иногда Ури под вечер запрыгивала Гокудере на колени и, уткнувшись носом в живот, позволяла охранять свой сон. А Гокудера, иногда, замазывая очередные царапины, не крыл матом весь мир вообще и некоторых в частности, улыбаясь и вспоминая тот бардак, который они называли тренировкой.

Как оказалось, в сердце Гокудеры было достаточно места для нечто большего, чем только семья. Там было место для всей их Семьи. Только он не хотел себе в этом признаваться.