[reborn-ton]

Приношу свои извинения за опоздание

Тема №3: ревность
Автор: Мэтти
Персонажи: Ламбо, Гокудера
Жанр: джен, ангст
Рейтинг: PG за кровищу на детях
Примечание автора: +4 года, начиная с событий первого драббла
Предупреждение: 1) с таймлайном творится страшное. Изощрённая трактовка канона. Ламбо - мальчик, а не жертва мутации копытного
2) бессмысленно и много

#3

Вот вам загадка: последний урок – каллиграфия – заканчивается в двенадцать, а рейс назначен на два часа дня. Также дано расстояние от Намимори до близлежащего аэропорта, поддерживающего частное воздушное сообщение, и время, за которое преодолевает седан Кусакабе этот путь.
Вопрос: сколько можно позволить себе прождать третьего пассажира, которого надо подобрать у больницы?

Они успевают отыграть три раунда в покер, по результатам которых Ламбо становится счастливым обладателем годовой подписки на мужской журнал и пяти тысяч йен, когда Кусакабе замечает ссутулившегося человека с сигаретой в зубах, и, опуская стекло, сигналит.
- Как самочувствие, Гокудера-сан? – любезно интересуется Тетсуя, когда через противоречащие решению загадки восемь минут Гокудера соизволяет спуститься с порожек к машине.

Для того чтобы усмехнуться и в последствии раньше времени не лишиться парочки молочных зубов, Ламбо приходится отворачиваться в сторону. Потенциальный ответ на, казалось бы, невинный вопрос, варьируется с минимальной амплитудой, потому что руки Гокудеры засунуты в карманы пальто, а голова наклонена вниз – верные признаки обуревающей его сейчас ненависти к любому представителю человечества в радиусе сорока метров; но к удивлению Ламбо и неловкости Кусакабе, он остаётся безмолвным.

- До вылета осталось сорок минут, так что прокатимся с ветерком, - подмигивает Ламбо Тетсуя, застёгивая на нём ремень. – По делам на Калабрию или на каникулы?
- Это секретные сведения, - улыбается он в ответ, демонстрируя щербатый рот.
- Если Хибари так нужна информация, пусть обращается за ней напрямую к боссу, а не посылает своих шавок вынюхивать подробности у сопливых недомерков, - внезапно подаёт голос с заднего сидения Гокудера.

Кусакабе выпрямляется и трогается, и Ламбо переводит взгляд с его нахмуренного лица на бесстрастно взирающего в окно Гокудеру. Видимая часть его левой руки целиком обмотана бинтом, но кольцо Урагана всё ещё на безымянном пальце – постоянное присутствие, лелеемый символ принадлежности: Гокудера женат на той, которую ни за что не предаст.

Кольцо Ламбо хранится в сейфе Вонголы со времен сражения с Варией. Ламбо смотрит на свои пальцы и прикидывает, подошло бы оно ему сейчас, когда прошло уже четыре года с тех пор, как он видел его в последний раз свисающим на шнурке с шеи: груз этот в ту пору казался неподъёмным.

***

Причинно-следственная цепочка такова: на подъезде к аэропорту Ламбо становится не по себе, ведь Гокудера не проронил ни слова за всё время поездки, а ему с ним ещё несколько дней придётся оставаться наедине.
И кому, скажите на милость, пришло в голову оставить его под присмотром Гокудеры, да ещё и наказать на все задания следовать за ним? Ламбо был лучшего мнения о проницательности Вонголы.

Кусакабе помогает ему водрузить на спину рюкзак и хлопает на прощание по плечу: Ламбо показывает ему язык – пусть даже и не мечтает, что проигрыш сойдёт ему рук – и с трудом находит взглядом в толпе пассажиров уже успевшего пробиться к стойке администратора Гокудеру.
Сказать по правде, он – единственный из Семьи, кого Ламбо на дух не переносит. Гокудера хуже даже Реборна, который, по крайней мере, ранит людей не умышленно, а от безразличия; смертельно, а не оставляя в подарок зудящее раздражение на долгую память.

Слава Деве Марии, им, в отличие от других пассажиров, не приходится томительно дожидаться посадки. Стюардесса встречает их у трапа небольшого частного самолёта и, лучезарно улыбаясь, порывается проводить их на места.
- Справимся, - бросает ей Гокудера, подталкивая Ламбо коленом вперёд. – А ты только посмей сблевать, как в прошлый раз. Доставай таблетки сразу.

Он дуется и даже пару раз шмыгает носом – иссякающая привычка реагировать подобным образом на каждый пинок, каждое грубое слово, - но послушно лезет в рюкзак.
Подумаешь, и всего-то один раз было. И, между прочим, во время первого перелёта, так что простительно. А Сасагава, которому после этого пришлось выкинуть кеды, был в тысячу раз менее обеспокоен остатками завтрака Ламбо на своей обуви, чем Гокудера, который тогда вообще сидел через два ряда от них.

- Десятому нужен посредник в Козенца, информатор из окружения Томмазини, – монотонно начинает он, как только самолёт взмывает в воздух, и Ламбо про себя облегчённо вздыхает. – Я надеюсь, объяснять кто они не нужно.
Даже если бы Ламбо не знал, что это одна из немногих Семья, выступавшая против разрастающегося авторитета Вонголы, Гокудера сейчас не потрудился бы объяснять. Хотя обычно он задавал Ламбо наводящие вопросы, чтобы тот сам понял смысл задания, но сегодня Гокудера – бледный и угрюмый, и если Ламбо считал, что видел угрюмого Гокудеру раньше, он глубоко заблуждался. Поэтому:
- Наша цель – встретиться с ним и договориться об условиях сотрудничества, не будучи при этом замеченными людьми Томмазини. А теперь я собираюсь вздремнуть, и только посмей потревожить меня, молокосос.
- Да пошёл ты, ублюдок, – беззлобно огрызается Ламбо, и Гокудера отвешивает ему тумак, даже не пытаясь выпытать имена тех, кто научил его таким словам. Возможно он, наконец, понял, что единственное имя, подлежащее оглашению – его собственное.

Ламбо смотрит в иллюминатор самолёта, на борту которого находится правая рука Десятого босса Вонголы, направляющаяся в провинцию площадью 6 650 квадратных километров, чтобы найти информатора на семью, которую Вонгола могла раздавить, как букашку, и ирония происходящего оставляет неприятный привкус даже у него, испытывающего к Гокудере искреннюю неприязнь.

За три часа до посадки он перекусывает салатом из морепродуктов и бургером, но осунувшийся за последний месяц Хранитель Урагана не может есть, когда изнутри его сгрызает проказа похуже любой болезни, имя которой – свирепая, беспощадная ревность.

Ламбо может только догадываться, каково это – быть здесь с ним, на остуженной земле Италии вместо просторного конференц-зала в Токио, для встречи в котором Гокудера битую неделю подбирал один только галстук.
Но всё оказалось напрасно. Безрассудный кураж сражения, тяжёлое ранение, беспокойство босса с больничных стен цветом лица – и кипа бумаг, испещрённых мелким почерком Гокудеры уже в кейсе совершенно другого человека.

Наверное, он недоумевает. Обезумевшее раненное животное - неконтролируемая нужда быть необходимым хотя бы кому-нибудь, заменяющая ему гордость, в противовес внушительному послужному списку – но, вот беда, такие люди, как Гокудера, с трудом вызывают симпатию. И пускай он из кожи вон лезет, каждый раз выдавливая из себя доброжелательные улыбки и наигранную заботу о судьбе кого-то ещё, помимо обожаемого босса, это всё прикрывает только маленькую краюху того факта, что Гокудера – лицемерный подхалим.

Ламбо знает, как добросовестно Вонгола старается относиться к Хранителю Урагана так же, как и к остальным членам Семьи, привязанность к которым - естественна и прочна, но один Бог знает, с каким трудом ему это даётся.

А сейчас, сейчас перед глазами Гокудеры только человек в официальном костюме, которого отправили в Токио вместо него, и Ламбо одновременно и жалеет, и презирает его.

***

Он заметно прихрамывает при ходьбе, но Ламбо всё равно не поспевает за его темпом.
- Найдём гостиницу. Перекусим. Договоримся о встрече. Это – план на сегодня. Никаких вопросов, я ни хочу услышать от тебя ни звука. Я внятно выражаюсь?

Ламбо цокает языком и последующие пять часов безропотно следует за Гокудерой по городу, глядя себе под ноги. Он здесь, чтобы воочию увидеть, как проворачиваются подобные сделки, но всё примечательное, что Ламбо видел за сегодня – пара стройных ножек и пёстрая палатка со сладостями на противоположной стороне дороги.

Когда солнце опускается за крыши обветренных домов, Ламбо понимает, что Гокудера просто блуждает без цели: два квартала направо, улочка вниз, несколько кругов по кишащей голодными птицами площади, которых Ламбо с удовольствием распугал бы, если бы не сомневался, что Гокудера заметит его отсутствие позади себя. Поэтому вместо того, чтобы попросить денег на леденцы или напомнить о задании, он пару раз осторожно дёргает его за рукав пальто и останавливается.
Гокудера смотрит на него как на безмозглого щенка, и Ламбо сглатывает:
- Я устал. Пойдём в гостиницу.

Бесконечная, как океан, ревность - глубочайшая из подвластных Гокудере эмоций и столь же однообразная, снова накрывает его посреди ночи, когда Ламбо будит рингтон его мобильного.
Он взбирается на подоконник на другом конце номера и, приоткрыв окно, зажигает сигарету. В комнате так тихо, что Ламбо слышит голос человека по другую сторону провода, и вместе с Гокудерой они безмолвно слушают его хорошие десять минут.
Кажется, встреча прошла удачно и соглашение подписано. По крайней мере, Вария осталась довольна – ведь именно в её подчинении теперь будет этот клан якудза.
Вария – ещё одна причина, почему бумаги Гокудеры оказались в кейсе того, кто успешнее всего находит с ними общий язык, но за все десять минут непрерывного монолога извинений так и не прозвучало.

Наверное, их Гокудера искал под давлением этого холодного итальянского неба, их ждал, поднимая трубку, потому что когда он, наконец, начинает говорить – это всё сплошь сухие факты и бесполезные сведения. Официозная разочарованность его тона убаюкивает Ламбо в продрогший сон.

***
- Они тебе идут, - говорит следующим утром Ламбо, указывая на мешки под глазами Гокудеры. – Когда ты затыкаешься, ты даже кажешься милым.
Гокудера приподнимает брови и сжимает в кулаке конец синего шарфа Ламбо, связанного заботливыми руками чужой сестры. Они сидят на бордюре фонтана посреди вчерашней площади, и Гокудере сегодня уже много легче: то ли потому, что утро началось с сигареты, то ли потому, что кто-то вчера ночью не смог его выдержать и положил трубку, не попрощавшись.
– А ты милым казался, когда сестра наряжала тебя в платьица, - Ламбо краснеет и в упор смотрит на нескольких туристов посреди площади, кормящих слетевшихся жадных голубей. Внезапно Гокудера сталкивает его.
- Задницу себе отсидишь. Иди лучше поразвлекай народ, а я пока позвоню нашему другу и напомню, что у нас не так много времени.
Гокудера поднимается и подталкивает озябшего Ламбо по направлению к стайке шастающих по каменной кладке птиц. Он улыбается едва заметно, уголками губ, и Ламбо расценивает это как разрешение. Ему не по себе.

При его приближении они разлетаются в разные стороны, трусливые проглоты, а разочарованные туристы отряхивают ладони и уходят прочь. Ламбо носится по площади как угорелый, только и успевая распугивать приземлившихся голубей, и когда останавливается, чтобы отдышаться, видит.
Видит ещё совсем тонкую мальчишечью фигуру в сером пальто, видит протянутые к продающей корм женщине ладони, видит его усталый, до нелепости пустой взгляд.
В следующее мгновение он не видит ничего.

***

Зря они говорят, что Гокудера не ценит свою жизнь.
Единственный урок, который Ламбо вынес из жизни до Вонголы – в этой несуразной круговерти под названием жизнь век любимчиков определённо дольше. Для Дона он был как сын, потому и выжил единственным из своей семьи.
Наверное, Гокудере очень хочется жить, раз он так настойчиво навязывает себя в качестве правой руки босса.

- Мне хорошо заплатили, чтобы Вонгола взяла тебя под крыло. При возможности не забудь поблагодарить дона Бовино за столь вопиющую щедрость
- Сколько? – шепчет Ламбо в забытье и скручивается в приступе тошноты. Кто-то гладит его по спине и осторожно задирает голову к верху за волосы, когда он пытается отдышаться.
- Выпей, - говорит Гокудера, протягивая ему бутылку воды. Ламбо благодарно выхватывает её и после нескольких больших глотков чуть не захлебывается. – Эй, полегче!

Он замечает кровь на ладони, когда вытирает рот, и понимает, что испачкался о бутылку. Гокудера тяжело откидывается назад, опираясь спиной о стену и держась за бедро, и Ламбо осматривается: они в полузаброшенном здании с высокими витражами и строительными материалами вокруг. Гокудера пытается подтянуть к себе ноги и шумно сглатывает.

- Что случилось? – спрашивает Ламбо, приподнимаясь на подстеленном под ним пальто, пропахшем сигаретным дымом.
- Наш информатор оказался не так прост, как мы думали, - шипит Гокудера, устраиваясь поудобнее. Ламбо чувствует запах крови, но Хранитель Урагана сидит в тени, и поэтому его не привыкшие к темноте глаза различают только растрёпанные волосы и очертания лица. – Видимо, ему предложили сумму посолиднее. Ещё и за твою поимку наверняка подзаработал бы на чай… А ты, раззява, в следующий раз по сторонам смотри. Чёрта с два я буду спасать твою шкуру, понял?

У Ламбо неожиданно темнеет в глазах, и он заваливается вперёд, прямиком в руки Гокудеры.
- Хорошенько он тебя приложил, - ворчит Гокудера, подтягивая его к себе и протягиваясь за своим пальто. Пока он устраивает ему настил около себя, Ламбо успевает рассмотреть тёмное пятно крови на его водолазке и глубокий порез на щеке. – Ничего, завтра нас отсюда заберут. Придётся потерпеть.
Ламбо переворачивается на спину и смотрит на отражённые в закатном солнце разноцветные стёклышки. Внезапно, острая тоска по дому пронзает его лёгкие, и он начинает задыхаться.
- Я уже доложил Десятому, - он вздрагивает от неожиданности, услышав голос Гокудеры. – Ты теперь забота Хибари.

И ничего больше.
Гокудера не уследил, оплошал, подверг опасности любимчика босса. Очередной провал, ещё одна неудача. Хибари – тот, кому можно доверить подрастающее поколение, Хибари не подведёт. Как не подведёт и Ямамото, дипломатичный и дружелюбный, Рёхей, добродушный и ответственный. Но не Гокудера, который теперь истекает кровью рядом с подвергшимся из-за него опасности Ламбо.

Лучи закатного солнца выпускают пылинки из плена своего спектра, и Хранитель Урагана кладёт голову на скрещенные руки. Когда его дыхание выравнивается, Ламбо разворачивается, утыкается носом в его бедро и, просунув руку в карман пальто, вплоть до самого утра перебирает влажные зёрна.