552Лал Мирч снится, что она лежит на спине и смотрит в небо. Крохотный остров, не остров даже, а риф – ни единой травинки, ни ракушечных наростов по краям, ни осклизлых водорослей на мокрых камнях. Наяву такого и не найдешь, пожалуй. Камень нагрет солнцем. Лал Мирч снится, что вокруг нее - океан. Шумят волны. На небе – ни облачка, ни птицы, только невыносимо яркое, слепящее солнце. Начинает припекать. Лал чувствует пот на ресницах и соль на губах. Кожу будто натянули на барабан, а волосы, намокшие от брызг, кажется, прилипли к камню. Каждая волна приносит брызги. Солнечный свет бьет по глазам, точно кулаком. Лал почти не моргает. Лицо будто коркой прихватило, и губы не облизать – язык еле шевелится во рту, огромный, распухший, шершавый. Лал чувствует каждый сосочек на нем и не может представить, сколько сколько воды нужно, чтобы его смочить. Лал смотрит на солнце так, словно проходит тренировку Аркобалено. Лал чувствует себя так, словно рядом с ней кто-то есть. Если бы она шевельнула рукой, она убедилась бы, что это не так – камень такой узкий, что двое на нем просто не поместились бы. Лал смотрит так, словно от этого зависит чья-то жизнь. Крики чаек, которых она не видит, становятся громче и беспокойней. Океан плещется рядом – но голос у него уже какой-то другой. На камень, на волосы Лал, на ее обожженное лицо выплескивается вода. - Хей, девчонка, - говорит этот голос, - если продолжишь в таком духе, то скоро умрешь. Лал не может повернуть голову, потому что ее волосы насквозь пропитались солью и слиплись, да и не хочет она отрываться от солнца – но скашивает глаза. Медленно-медленно. Сначала она ничего не видит – вообще ничего, но потом, когда пляшущие перед глазами пятна отступают, Лал понимает, что видит акулу. Огромная акула выставила морду из воды, подперла ее плавниками и щерится, разглядывая Лал с равнодушным интересом. Лал хочет сказать акуле, что она и так умирает. Хочет сказать про радиацию, про Колонелло, про Джинжера Бреда. Про писк приборов в лечебном отсеке секретной базы Вонголы. Про то, что ей важно вот так лежать - и представлять рядом чужое присутствие. - Собираешься здесь и дальше валяться? Ну-ну. Разве у тебя не осталось никаких дел снаружи? Лал хочет послать акулу к чертям. Лал считает, что практически бесполезна в теперешнем состоянии. Лал вспоминает о глупых детишках, ушедших на войну. Лал думает, что хорошо бы было их дождаться. И вот тут Лал наконец не кажется – она точно знает, что тот, с кем она делила эту скалу и солнце, с ней согласен. Лал пытается что-то сказать – но сухой деревянный язык совсем не двигается во рту, и губы онемели. - Надумала выбираться? Тогда тебе не помешает немного воды, - говорит длинноволосый человек в форме и рывком ставит Лал на ноги. Отлепляться от камня - дико больно. У Лал кружится голова – то ли бесконечной синевы вокруг нее, то ли от обезвоживания, то ли от лекарств, которые в реальности вводят ей в вены. – Что с этим кретином, Ямамото Такеши? «Был ранен. Был жив», - думает Лал. Человек кивает, он и его акула щерятся с одинаковым выражением. Лал не помнит, как она оказывается на мокрой рыбьей спине, и почему держится за высокий плавник. «Куда ты спешишь?» - думает Лал, и человек отвечает на ее невысказанную мысль: - В сон Хранителя Дождя, конечно. Там ты и отмокнешь. А мне надо сказать этому неудачнику пару слов - до того, как я проснусь. Акула устремляется вперед.
552